![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nkps Продолжим вчерашнюю публикацию.
11. Работа транспорта и острая необходимость в "толкачах"
С одной стороны важное замечание касающееся тарифной политики, иллюстрирующая применение запретительных тарифов.
которая уже приняла в ряде случаев фискальный характер.
«Первая неприятность была связана с переездом. Моя обстановка и книги, которых оказалось 16 больших ящиков, шли из Москвы по железной дороге малой скоростью. Не питая большого доверия к советским нравам, я очень побаивался за благополучие моих ящиков. Их могли в дороге разбить, и мои ценные книги погибли бы. Свою и раньше хорошую библиотеку мне удалось значительно пополнить. Надо сказать, что первые после революции годы оказались чрезвычайно благоприятными для библиоманов. Масса частных библиотек, в том числе великокняжеских, была разграблена. "Просвещенные" власти еще не сообразили, какие ценности этого порядка появились на рынках и толкучках. Интересы широких слоев населения тоже были направлены в сторону картофеля, а не книг. Ценные и редкие книги можно было покупать за бесценок, иностранные — в особенности дешево: по два рубля за килограмм.
Угроза моей библиотеке шла, однако, с другой стороны, совершенно неожиданной. Недели через три после отправки имущества из Москвы я получил извещение о том, что мои вещи прибыли в Ленинград. Горя нетерпением удостовериться в целости книг, я сам отправился за их получением. Там меня встретил сюрприз. Хотя повестку о приходе вещей я получил только вчера, мне заявили, что я должен заплатить полежалые за три дня, и притом в размере 200 рублей за каждый день. В случае невзятия в 10-дневный срок мои вещи подлежат ликвидации как невостребованные. Оказалось, что пакгаузы Ленинградской товарной станции в силу каких-то причуд советского планового хозяйства были забиты до отказа грузами. Для ускорения разгрузки железной дороги управление приняло революционное решение — увеличить размер полежалых в 20 раз и сократить срок хранения. Мне также разъяснили, что если бы я назвал ящики с книгами "домашними вещами, бывшими в употреблении", то и провоз стоил бы меньше, и полежалые были бы нормальные. Напрасно я бегал по всем инстанциям вплоть до начальника управления дороги — всюду получал отказ пересмотреть принятое решение. На другой день бухгалтер Гипровода дополнительно "обрадовал" меня сообщением, что ни жалованья, ни аванса я не могу получить, так как банк сообщил, что выплата переведенных нам из Москвы денег задержится на 10—15 дней. Последнее явление бывало не редкостью в Советском Союзе.
О моем разговоре с бухгалтером узнал Акопджанянц. Он прибежал ко мне:
— Что я слышал! Верно это? Давайте сюда ваши накладные. Я вам все устрою!
Напрасно я доказывал, что все это безнадежно, что я уже повсюду был и говорил. Акопджанянц не сдавался. Наконец мы решили поехать еще раз в управление дороги вместе.
Большая комната была перегорожена барьером с металлической сеткой. Перед каждым из трех окошек стояла колыхающаяся, толкающаяся и ругающаяся советская очередь.
Я показал, к какому окну мы должны стать в очередь. Акопджанянц сказал:
— Давайте ваши бумаги. Садитесь здесь и ждите. Я все сделаю сам.
Я сел. Арташес пошел, но и не подумал стать в очередь, а протолкнулся к самому окошку. Шум и крики поднялись до апогея. Акопджанянц что-то орал и размахивал кулаками. Вдруг он просунул голову в окошко и закричал, маня рукой пробе-гавшую за решеткой девицу:
— Эй, вы там! В красном платочке! Идите же сюда! Да, это я вам говорю! Идите скорей!
Что он там говорил, не знаю. Только через минуту от¬крылась какая-то дверь. Акопджанянц исчез, чтобы вскоре вновь появиться, но уже за решеткой. Он пробегал за решеткой еще пару раз, направо и налево. Минут через десять он был снова в зале, шел мне навстречу, протягивая бумаги:
— Вот — все улажено. Полежалые сняли!
Что бы я делал, если бы не Акопджанянц?! Да что бы вообще делало все советское социалистическое плановое хозяйство с его постоянными "узкими местами", "срывами плана" и т.д., если бы не было таких акопджанянцев? Во многих случаях они уже официально узаконились в качестве "агентов по снабжению". Неофициально они назывались "толкачами". Наш неофициальный толкач — Арташес Тигранович Акопджанянц — стал необходимым рычажком в аппарате технической части Гипровода, вытаскивая из затруднений того или другого из нас. Делал он все это просто из любви к искусству, поскольку дело касалось нас. Его труднопроизносимое имя было любовно сокращено нашими инженерами в Шестиграновича».
12. Губит людей вода
Про проектирование Магнитогорского комбината и гигантоманию.
«Вторым из интересных проектов, разработанных нами в это время, был проект плотины из каменной наброски на реке Урал для водоснабжения Магнитогорского металлургического комбината. Высокие плотины из каменной наброски в Европе были совершенно неизвестны и построены лишь в ряде случаев только в Америке. Когда этот интересный проект продвинулся достаточно, мы сообщили нашим заказчикам, что даже при исключительном напряжении сроков строительства из-за условий наполнения водой водохранилища вода комбинату не может быть дана раньше чем через три года. Наше сообщение подействовало, как удар грома. Меня немедленно вызвали в Москву, в Высший Совет Народного Хозяйства СССР. Я сделал там доклад члену Президиума профессору Долгову. При этом я узнал здесь об очередном скандале социалистического планирования.
Строящийся Магнитогорский комбинат должен был использовать превосходную уральскую железную руду с выплавкой ее на угле Кузнецкого бассейна в Сибири. До сих пор эта руда выплавлялась на древесном угле, что очень ограничивало производство. Было решено создать здесь крупнейшие в СССР сталелитейные заводы. Заводы предполагалось оборудовать самыми большими в мире домнами, мартенами и т.д. К проектированию привлекли в качестве консультантов крупные американские фирмы, в том числе фирму "Фрейн". Когда строительство уже началось, выяснилось, что пропускная способность Сибирской железной дороги ограничивает подвоз в нужных размерах угля из Кузнецкого бассейна. Это заставило изменить масштаб запроектированного комбината, нарушив связанность и рациональность его схемы. Отдельные цеха оказались слишком отдаленными друг от друга, что обусловило ненужные длинные пробеги. Но этого мало. Вскоре последовало новое открытие: не хватает воды! До сих пор металлургические заводы (не гиганты) либо располагались на берегу больших рек (как Брянский на Днепре), либо сама их величина ограничивала потребность в воде. Грандиозные масштабы производства стали, запроектированные в Магнитогорске, неожиданно уперлись в вопрос водоснабжения. Урал, в сущности, небольшая река с весьма малым стоком летом и зимой. При производстве стали в разных процессах затрачивается около 60 тонн воды на одну тонну стали. Приняв во внимание, что для тонны стали требуется всего две-три тонны руды, можно видеть, какую громадную роль играет водоснабжение. Как ни парадоксально, но вода является чуть ли не главным сырьем. Сталь делается из воды!
Проектируемое нами водохранилище, образованное плотиной из каменной наброски, могло, как я уже указал, дать воду только через три года. ВСНХ СССР дал теперь новое поручение Гипроводу: найти возможность ускорить снабжение водой комбината по крайней мере на полтора года.
Обсудив это положение вместе с академиком Александровым в Москве, мы решили изучить возможность получения воды до готовности водохранилища путем перекачки ее в долину Урала из естественных горных озер в его верховьях. Мы немедленно организовали экспедицию под руководством инженера Угинчуса, нашли подходящие озера, произвели необходимые съемки. Для выкачивания воды из озер я решил применить плавучие насосные станции и такие же плавучие водоводы на понтонах.
Найдя это решение, мы успокоились. Если поднимется вопрос о провале планов по Магнитогорску, то на нас свалить вину будет невозможно: воду мы дали».
13. Сталинские методы "руководства"
Посади на "цепь",, погоняй страхом и будет "работа". Нынешним публицистам такой подход очень нравится. Но хотят ли они лично сидеть на цепи или только погонять? Вот в чем вопрос...
«Меня вызвали персонально в Наркомзем СССР. Там я встретил человек 15 инженеров, знакомых мне по Центральному электротехническому совету, по Днепрострою, по встречам в Средней Азии. Это были главным образом гидротехники, энергетики и специалисты по ирригации. Среди прочих— профессор Костяков, инженер-агроном, специалист по гидромодулю, профессор Глушков, директор Всесоюзного гидрологического института, инженер СП. Тромбачев, главный инженер Среднеазиатского управления ирригации, начальники строительства правого и левого берега Днепростроя Салов и Веселов.
К нам явился член Коллегии Наркомзема некий Рейнгольд и заявил, что мы созваны сюда, чтобы дать обоснованное расчетами заключение по вопросам ирригации земель Заволжья на базе мощных гидростанций на Волге. Мы должны дать законченный доклад в три дня для представления "вождю партии и народа" товарищу И.В. Сталину. Далее Рейнгольд объявил нам, что мы не имеем права покидать Москву до окончания этой работы. Мало того, мы должны являться на работу в 9 часов утра и оставаться до 10 часов вечера. Завтрак, обед и ужин нам будут сервировать здесь, в Наркомземе. Все имеющиеся в Наркомземе материалы предоставляются в наше распоряжение. При такой обстановке нам не оставалось ничего другого, как распределить работу между собой.
Салов, Веселов и я взяли на себя эскизное проектирование Волжского узла сооружений: плотины, гидростанции и судоходных шлюзов, а также составление к этому сметных соображений и плана производства работ. Наша работа шла гладко, так как мы знали друг друга по Днепрострою и принадлежали, так сказать, к одной школе — Хью Л. Купера. Когда нам недоставало исходных материалов или времени для точного расчета, мы применяли сообщенное нам Купером правило "Guess it by half and double it"*.
Мы выполнили свою работу в срок, определив возможность орошения больших площадей Заволжья путем машинного подъема воды на базе энергии Волжской гидростанции. Стоимость мероприятий оценили приблизительно 10 миллиардов золотых рублей.
Через несколько дней мы получили по экземпляру нашей работы в виде напечатанной на хорошей бумаге брошюрки».
* "Угадай наполовину и помножь на два" (англ.).
14. При социализме, в отличие от капитализма, девять женщин могут родить ребенка за один месяц.
Во всяком случае такой вывод можно сделать, рассматривая некоторые "великие стройки коммунизма"
«Орошение на площади 4 миллиона гектаров требует топографической съемки по крайней мере в два раза большей, т.е. на площади 80 тысяч кв. километров. Чтобы представить себе эту величину, достаточно указать, что вся территория Швейцарии всего только 41 288 кв. километров. Одни только карты новой съемки в масштабе 1:10 000 потребовали бы площади 800 кв. метров.
Далее, Днепрострой, не считая проектирования, потребовал пяти лет, и это был мировой рекорд. Гидростанция на Волге будет приблизительно с три раза больше и должна строиться на реке по водоносности большей, чем Днепр. А тут на проект и постройку декретом дано всего пять лет!
Ясно, "великого вождя" кто-то ввел в заблуждение или он сам, не слушая никого, бухнул в колокол, не посмотрев в святцы.
На другой день я пришел к Александрову.
— Читали? — спросил он меня.
— Читал, — сказал я, — но ведь все это абсурд! Александров развел руками:
— Начнем, все равно нам невозможно отказаться.
— Иван Гаврилович! При чем тут нам? Я не согласен.
— Василий Эмильевич! Вы будете моим заместителем! Я вскочил:
— Я отказываюсь категорически!
— Не посмеете! — вскричал Александров. — Не я, так ЦК партии вас назначит!
Я ушел совершенно расстроенный. "ЦК — какая глупость, — думал я. — Я ведь не коммунист"».
15. Про зарплаты видных руководителей-инженеров на "ударных" стройках
Неплохо, надо сказать. Особенно, по советским меркам.
«Далее он (партийный заместитель директора института — прим.nkps ) принес и показал мне особое постановление Совнаркома, утверждающее персональные оклады Александрову и мне. Александрову — 3000 рублей в месяц, мне — 2000 рублей. Принимая во внимание, что самый большой тарифный оклад в то время был только 1000 рублей, это было неплохо. Он также принес мне и Александрову пропуски в закрытый кремлевский распределитель, указав при этом, что только мы двое из всех беспартийных получили это право».
16. "Или шах, или ишак".
Именно по такому принципу "обласканные" распределителем руководители проектной организации решили проектировать эту великую оросительную систему. За пять лет не построить, а только закончить проектирование.
«Агроэкономический отдел подсчитал, что для принятия в эксплуатацию будущей орошенной территории потребуется доселение к существующему населению Заволжья не менее 4 миллионов человек. Своими собственными подсчетами я установил, что во время постройки потребуется значительное расширение имеющейся железнодорожной сети. Надо будет выстроить не менее 600 километров новых железных дорог. Нужны будут новые цементные заводы, так как производительность Вольского и Новороссийского заводов недостаточна. Нужны шоссейные дороги, громадный автомобильный парк и т.д. Приняв во внимание все эти несуразности, мы решили с Иваном Гавриловичем делать только максимум того, что действительно возможно, разработав соответствующий план работ.
Мы решили вести сначала сокращенные изыскания, с тем чтобы иметь возможность окончить предварительный проект к 1 октября 1933 года, а строительный проект с соответствующими изысканиями закончить к концу 1937 года. Строительство же начать только в 1938 году с окончанием через 15 лет, т.е. в 1953 году. Как же со сроком, установленным декретом "великого вождя"?.. Кизмет! Кизмет! Работать! »
17. Любопытная практика проектирования
Про метод, улучшающий производительность и эффективность труда ГИПа.
«Работа по принятому нами плану шла сравнительно успешно. Очень помогло проведенное мной мероприятие. Я отдал распоряжение: все технические записки, отчеты по изысканиям, геологические сводки не будут мной приниматься как законченные работы без сопровождения кратким резюме, написанным только на одной странице. Я отказывался принимать работы, если резюме было длиннее полутора страниц. Сначала мое требование вызвало бурные протесты. Одни писали резюме на трех, другие требовали не менее двадцати. Я упрямо стоял на своем. Я прекрасно знал, что писание такого рода резюме заставит продумать сделанное, выловить все ошибки, подчеркнуть главное. Для меня чтение ежедневно 20—25 страниц этих кратких резюме было единственной возможностью охватить весь проект в целом, увязать расхождения и противоречия. В самом деле, как иначе мог я быть в курсе работ всех проектировщиков, число которых в Москве и Ленинграде доходило уже до трех сотен? »
18. Просовещавшиеся
Наглядное изображение, как изготовлялись дела о "вредительстве". В качестве ингредиентов этого адского блюда требуются безграмотность, подлость, крикливость.
«Приехав, как всегда, из Ленинграда, я увидел в вестибюле и коридорах плакаты, возвещавшие, что в один из ближайших дней вечером состоится расширенное производственное совещание. На повестке стоял доклад помощника главного инженера тов. Бирина "Проектные решения Нижневолгопроекта". Я не придал сначала этому особого значения. Производственные совещания принадлежали к советской рутине, никого не интересовали и только напрасно утомляли служащих. Однако вскоре ко мне явились председатель месткома и секретарь партячейки и заявили, что мое присутствие на совещании обязательно, тем более что академик Александров заявил, что он на совещании быть не может. Я вздохнул и дал свое согласие. Меня удивило, что Бирин не нашел нужным предварительно сообщить о своем намерении сделать такой доклад и посоветоваться со мной. Войдя в день совещания в большой зал, я увидел, что он переполнен. Среди присутствующих я заметил ряд лиц, не принадлежавших к персоналу Нижневолгопроекта, в том числе профессора Замарина, знакомого мне по гидротехническому факультету Тимирязевской академии и всегда обращавшего на себя внимание своим низкопоклонством перед советскими властями. Что меня особенно поразило — это сообщение, что председательствовать на заседании будет сам нарком земледелия СССР Муралов. Мне стало ясно, что предстоит нечто большее, чем производственное совещание. То, что последовало, подтвердило мои заключения. Муралов открыл заседание и огласил порядок дня: доклад Бирина, мои дополнения или возражения и затем обсуждение затронутых вопросов.
Доклад Бирина, против ожидания, совершенно не касался вопросов его специальности — ирригации, а был сконцентрирован на критике разработанных нами конструкций Волжского узла сооружений, главным образом бетонной плотины. Демонстрируя наши чертежи, Бирин указывал, что принятые нами решения ничем не отличаются от типов, применяемых в заграничной практике, главным образом в Соединенных Штатах Америки. В то же время грандиозность Нижневолгопроекта требует отказа от "традиционных", по существу "реакционных" решений и принятия новых, "революционных" методов и конструкций. Тут он развернул свои чертежи. По предложению Бирина, Волжская плотина должна представлять собой не что другое, как во много раз увеличенный железобетонный консольный перепад, обычно применяемый на ирригационных каналах.
Мне было нетрудно, возражая, указать на ряд положений, делающих предложения Бирина не только нецелесообразными, но и невыполнимыми. Но по поведению присутствующей публики, по перешептываниям, по отворачиванию лиц в сторону при встрече с моим взглядом я понял, что дело тут не просто в технической дискуссии, а в заранее подготовленной кампании с целью изобличения нас, т.е. Александрова и меня, во "вредительстве".
Следующим выступил профессор Замарин. Он начал ораторствовать в том духе, что после Великой Октябрьской революции разрушены все препоны, препятствовавшие раньше развитию прогресса и техники. Новые решения проблем стоят теперь на очереди. Преступно навязывать "архаические и реакционные" решения и закрывать дорогу новым блестящим идеям. Теперь, когда наша страна, ведомая твердой рукой нашего великого и дорогого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина, стала на путь и т.д. и т.д.
После речи Замарина нарком Муралов предложил желающим высказаться. Многие переглядывались, но не решались и молчали, как вдруг вперед протолкнулся Борис Августович Мацман, инженер из волжских немцев-колонистов. Он славился своей блестящей математической эрудицией и рядом интересных работ по теоретической гидравлике. Имея два диплома — инженера-гидротехника и ученого-агронома, он работал по ирригации в Средней Азии. Я был очень рад, когда смог привлечь его в наше учреждение. Его область проектировки была далека от обсуждаемого вопроса, и он мог свободно молчать. Однако не сделал этого. Зная, что рискует головой, Борис Августович резко и беспощадно разделал предложения Бирина и Замарина. При этом он не стеснялся в квалификации, говоря о передергивании, мошенничестве и безграмотности. Все собрание замерло, когда он закончил. Никого больше не нашлось, кто бы последовал его смелому примеру.
Муралов повторил свое предложение высказываться еще раз и вдруг сказал:
— Принимая во внимание важность обсуждаемых вопросов, мы пригласили сюда авторитетную иностранную экспертизу, консультирующую теперь в Наркомате тяжелой промышленности. Это крупнейшая итальянская фирма "Амадео" из Милана. Их представитель, доктор Клаудио Марчелло, обещал к сегодняшнему дню просмотреть проект плотины и дать свое заключение. Доктор Марчелло, прошу вас.
Д-р Марчелло говорил через переводчика. Речь его была коротка, но отчетлива и определенна. Он заявил, что наш проект плотины разработан исключительно хорошо и убедительно и вполне отвечает современным достижениям в области крупного гидротехнического строительства. Предложения Бирина и Замарина нелепы, абсурдны и практически невыполнимы. Заканчивая, он обратился к Муралову:
— Вы недавно арестовали инженеров английской фирмы "Виккерс", обвинив их во вредительской консультации. Если бы мы одобрили предложение Бирина, то вы имели бы полное право арестовать нас!
Это неожиданное выступление, с его категоричностью и определенностью, огорошило всех, и больше всего заговорщиков. Я, уже готовый к худшему, был поражен. Муралову не оставалось ничего более, как закрыть заседание, заявив, что вопрос теперь совершенно ясен.
Позорный провал, который потерпел Бирин, заставил притихнуть на время темные силы "советской общественности". В их ряды было внесено смятение и разочарование в принятой тактике. Попытки "разоблачить" нас, разыграв роль спасителей отечества, не удались. Силы эти, несомненно, знали, что сроки, поставленные декретом Сталина, невыполнимы. Поэтому не все еще потеряно, надо искать другие пути. Пока им не оставалось ничего другого, как проявлением показной ревности и лояльности маскировать свою прежнюю подрывную работу».
19. Про дефицит и "толкачей"
Ещё раз помогла автору воспоминаний деловая хватка его сотрудника.
«Такая обстановка дала мне возможность сконцентрировать усилия на том, чтобы полностью закончить схематический проект к 1 октября 1933 года, как мы и намечали с Александровым. К этому времени надо было увязать и привести к одному знаменателю все стороны громадного проекта.
Напрягая силы, мотаясь между Москвой и Ленинградом, мне удалось ликвидировать все неувязки и согласовать все решения. Практически уже к августу проект был закончен.
Материалы к проекту включали свыше тысячи листов чертежей и чуть ли не сто килограммов пояснительных записок и расчетов. Все это должно было быть представлено в десяти экземплярах в уже назначенную Правительственную экспертизу. Кроме того, мы решили представить сводную пояснительную записку в виде типографски напечатанной книги, объемом в 250 страниц в числе 5 тысяч экземпляров, и альбом избранных чертежей, отпечатанных в уменьшенном масштабе с сопровождающим пояснительным текстом.
Выполнив почти невозможную задачу составления этого проекта в девять месяцев, мы чуть не провалились на не предусмотренной раньше мелочи. Мы не могли найти ни одной типографии, ни достать бумаги для печатания книги и альбома. В самом деле, наш проект ведь не был предусмотрен пятилетним планом. Как известно, при плановом социалистическом хозяйстве выполнение чего-нибудь, даже предусмотренного этим планом, натыкается, как правило, на всевозможные "узкие места" и "дефициты". Что же было нам делать с "внеплановым" заданием? Ряд моих официальных попыток во всех местах и направлениях окончился неудачей.
Я был в отчаянии.
Вдруг ко мне явился А.Т. Акопджанянц.
— Я слышал, что нет бумаги и типографии не берутся? Дайте мне десять дней отпуска или лучше командировки, и я все устрою!
Что мне оставалось делать? Я дал ему командировку почему-то в Гатчину и еще куда-то, куда он хотел. Шестигранович исчез. Через десять дней он вернулся. Мы получили бумагу, и типография нашлась! Пути планового советского хозяйства неисповедимы. Что бы было с ним, если бы не существовало таких чудотворцев, как Шестигранович! »
20. Про экологические проблемы
Сигнализировали ученые, но как мы знаем, должном образом эти предупреждения услышаны не были.
«Не меньше беспокоило строительство Камышинской плотины, которая принесет ущерб знаменитому волжскому рыбному хозяйству. Александров неоднократно и категорически предупреждал еще до организации Нижневолгопроекта, что строительство плотин на Волге не может быть осуществлено без вреда для рыбного хозяйства, что никакие рыбоходы и рыбные лифты не спасут от вымирания некоторые виды ценных рыб. Он со своей стороны обещал только разработать некоторые компенсирующие мероприятия, уменьшающие этот ущерб. Таковым могло бы быть разведение других сортов рыб, образ жизни которых отвечает озерному режиму выше плотин. Вопрос этот и был проработан нашими ихтиологами совместно с участием Научно-исследовательского института рыбного хозяйства Академии наук».
Продолжение следует.
11. Работа транспорта и острая необходимость в "толкачах"
С одной стороны важное замечание касающееся тарифной политики, иллюстрирующая применение запретительных тарифов.
которая уже приняла в ряде случаев фискальный характер.
«Первая неприятность была связана с переездом. Моя обстановка и книги, которых оказалось 16 больших ящиков, шли из Москвы по железной дороге малой скоростью. Не питая большого доверия к советским нравам, я очень побаивался за благополучие моих ящиков. Их могли в дороге разбить, и мои ценные книги погибли бы. Свою и раньше хорошую библиотеку мне удалось значительно пополнить. Надо сказать, что первые после революции годы оказались чрезвычайно благоприятными для библиоманов. Масса частных библиотек, в том числе великокняжеских, была разграблена. "Просвещенные" власти еще не сообразили, какие ценности этого порядка появились на рынках и толкучках. Интересы широких слоев населения тоже были направлены в сторону картофеля, а не книг. Ценные и редкие книги можно было покупать за бесценок, иностранные — в особенности дешево: по два рубля за килограмм.
Угроза моей библиотеке шла, однако, с другой стороны, совершенно неожиданной. Недели через три после отправки имущества из Москвы я получил извещение о том, что мои вещи прибыли в Ленинград. Горя нетерпением удостовериться в целости книг, я сам отправился за их получением. Там меня встретил сюрприз. Хотя повестку о приходе вещей я получил только вчера, мне заявили, что я должен заплатить полежалые за три дня, и притом в размере 200 рублей за каждый день. В случае невзятия в 10-дневный срок мои вещи подлежат ликвидации как невостребованные. Оказалось, что пакгаузы Ленинградской товарной станции в силу каких-то причуд советского планового хозяйства были забиты до отказа грузами. Для ускорения разгрузки железной дороги управление приняло революционное решение — увеличить размер полежалых в 20 раз и сократить срок хранения. Мне также разъяснили, что если бы я назвал ящики с книгами "домашними вещами, бывшими в употреблении", то и провоз стоил бы меньше, и полежалые были бы нормальные. Напрасно я бегал по всем инстанциям вплоть до начальника управления дороги — всюду получал отказ пересмотреть принятое решение. На другой день бухгалтер Гипровода дополнительно "обрадовал" меня сообщением, что ни жалованья, ни аванса я не могу получить, так как банк сообщил, что выплата переведенных нам из Москвы денег задержится на 10—15 дней. Последнее явление бывало не редкостью в Советском Союзе.
О моем разговоре с бухгалтером узнал Акопджанянц. Он прибежал ко мне:
— Что я слышал! Верно это? Давайте сюда ваши накладные. Я вам все устрою!
Напрасно я доказывал, что все это безнадежно, что я уже повсюду был и говорил. Акопджанянц не сдавался. Наконец мы решили поехать еще раз в управление дороги вместе.
Большая комната была перегорожена барьером с металлической сеткой. Перед каждым из трех окошек стояла колыхающаяся, толкающаяся и ругающаяся советская очередь.
Я показал, к какому окну мы должны стать в очередь. Акопджанянц сказал:
— Давайте ваши бумаги. Садитесь здесь и ждите. Я все сделаю сам.
Я сел. Арташес пошел, но и не подумал стать в очередь, а протолкнулся к самому окошку. Шум и крики поднялись до апогея. Акопджанянц что-то орал и размахивал кулаками. Вдруг он просунул голову в окошко и закричал, маня рукой пробе-гавшую за решеткой девицу:
— Эй, вы там! В красном платочке! Идите же сюда! Да, это я вам говорю! Идите скорей!
Что он там говорил, не знаю. Только через минуту от¬крылась какая-то дверь. Акопджанянц исчез, чтобы вскоре вновь появиться, но уже за решеткой. Он пробегал за решеткой еще пару раз, направо и налево. Минут через десять он был снова в зале, шел мне навстречу, протягивая бумаги:
— Вот — все улажено. Полежалые сняли!
Что бы я делал, если бы не Акопджанянц?! Да что бы вообще делало все советское социалистическое плановое хозяйство с его постоянными "узкими местами", "срывами плана" и т.д., если бы не было таких акопджанянцев? Во многих случаях они уже официально узаконились в качестве "агентов по снабжению". Неофициально они назывались "толкачами". Наш неофициальный толкач — Арташес Тигранович Акопджанянц — стал необходимым рычажком в аппарате технической части Гипровода, вытаскивая из затруднений того или другого из нас. Делал он все это просто из любви к искусству, поскольку дело касалось нас. Его труднопроизносимое имя было любовно сокращено нашими инженерами в Шестиграновича».
12. Губит людей вода
Про проектирование Магнитогорского комбината и гигантоманию.
«Вторым из интересных проектов, разработанных нами в это время, был проект плотины из каменной наброски на реке Урал для водоснабжения Магнитогорского металлургического комбината. Высокие плотины из каменной наброски в Европе были совершенно неизвестны и построены лишь в ряде случаев только в Америке. Когда этот интересный проект продвинулся достаточно, мы сообщили нашим заказчикам, что даже при исключительном напряжении сроков строительства из-за условий наполнения водой водохранилища вода комбинату не может быть дана раньше чем через три года. Наше сообщение подействовало, как удар грома. Меня немедленно вызвали в Москву, в Высший Совет Народного Хозяйства СССР. Я сделал там доклад члену Президиума профессору Долгову. При этом я узнал здесь об очередном скандале социалистического планирования.
Строящийся Магнитогорский комбинат должен был использовать превосходную уральскую железную руду с выплавкой ее на угле Кузнецкого бассейна в Сибири. До сих пор эта руда выплавлялась на древесном угле, что очень ограничивало производство. Было решено создать здесь крупнейшие в СССР сталелитейные заводы. Заводы предполагалось оборудовать самыми большими в мире домнами, мартенами и т.д. К проектированию привлекли в качестве консультантов крупные американские фирмы, в том числе фирму "Фрейн". Когда строительство уже началось, выяснилось, что пропускная способность Сибирской железной дороги ограничивает подвоз в нужных размерах угля из Кузнецкого бассейна. Это заставило изменить масштаб запроектированного комбината, нарушив связанность и рациональность его схемы. Отдельные цеха оказались слишком отдаленными друг от друга, что обусловило ненужные длинные пробеги. Но этого мало. Вскоре последовало новое открытие: не хватает воды! До сих пор металлургические заводы (не гиганты) либо располагались на берегу больших рек (как Брянский на Днепре), либо сама их величина ограничивала потребность в воде. Грандиозные масштабы производства стали, запроектированные в Магнитогорске, неожиданно уперлись в вопрос водоснабжения. Урал, в сущности, небольшая река с весьма малым стоком летом и зимой. При производстве стали в разных процессах затрачивается около 60 тонн воды на одну тонну стали. Приняв во внимание, что для тонны стали требуется всего две-три тонны руды, можно видеть, какую громадную роль играет водоснабжение. Как ни парадоксально, но вода является чуть ли не главным сырьем. Сталь делается из воды!
Проектируемое нами водохранилище, образованное плотиной из каменной наброски, могло, как я уже указал, дать воду только через три года. ВСНХ СССР дал теперь новое поручение Гипроводу: найти возможность ускорить снабжение водой комбината по крайней мере на полтора года.
Обсудив это положение вместе с академиком Александровым в Москве, мы решили изучить возможность получения воды до готовности водохранилища путем перекачки ее в долину Урала из естественных горных озер в его верховьях. Мы немедленно организовали экспедицию под руководством инженера Угинчуса, нашли подходящие озера, произвели необходимые съемки. Для выкачивания воды из озер я решил применить плавучие насосные станции и такие же плавучие водоводы на понтонах.
Найдя это решение, мы успокоились. Если поднимется вопрос о провале планов по Магнитогорску, то на нас свалить вину будет невозможно: воду мы дали».
13. Сталинские методы "руководства"
Посади на "цепь",, погоняй страхом и будет "работа". Нынешним публицистам такой подход очень нравится. Но хотят ли они лично сидеть на цепи или только погонять? Вот в чем вопрос...
«Меня вызвали персонально в Наркомзем СССР. Там я встретил человек 15 инженеров, знакомых мне по Центральному электротехническому совету, по Днепрострою, по встречам в Средней Азии. Это были главным образом гидротехники, энергетики и специалисты по ирригации. Среди прочих— профессор Костяков, инженер-агроном, специалист по гидромодулю, профессор Глушков, директор Всесоюзного гидрологического института, инженер СП. Тромбачев, главный инженер Среднеазиатского управления ирригации, начальники строительства правого и левого берега Днепростроя Салов и Веселов.
К нам явился член Коллегии Наркомзема некий Рейнгольд и заявил, что мы созваны сюда, чтобы дать обоснованное расчетами заключение по вопросам ирригации земель Заволжья на базе мощных гидростанций на Волге. Мы должны дать законченный доклад в три дня для представления "вождю партии и народа" товарищу И.В. Сталину. Далее Рейнгольд объявил нам, что мы не имеем права покидать Москву до окончания этой работы. Мало того, мы должны являться на работу в 9 часов утра и оставаться до 10 часов вечера. Завтрак, обед и ужин нам будут сервировать здесь, в Наркомземе. Все имеющиеся в Наркомземе материалы предоставляются в наше распоряжение. При такой обстановке нам не оставалось ничего другого, как распределить работу между собой.
Салов, Веселов и я взяли на себя эскизное проектирование Волжского узла сооружений: плотины, гидростанции и судоходных шлюзов, а также составление к этому сметных соображений и плана производства работ. Наша работа шла гладко, так как мы знали друг друга по Днепрострою и принадлежали, так сказать, к одной школе — Хью Л. Купера. Когда нам недоставало исходных материалов или времени для точного расчета, мы применяли сообщенное нам Купером правило "Guess it by half and double it"*.
Мы выполнили свою работу в срок, определив возможность орошения больших площадей Заволжья путем машинного подъема воды на базе энергии Волжской гидростанции. Стоимость мероприятий оценили приблизительно 10 миллиардов золотых рублей.
Через несколько дней мы получили по экземпляру нашей работы в виде напечатанной на хорошей бумаге брошюрки».
* "Угадай наполовину и помножь на два" (англ.).
14. При социализме, в отличие от капитализма, девять женщин могут родить ребенка за один месяц.
Во всяком случае такой вывод можно сделать, рассматривая некоторые "великие стройки коммунизма"
«Орошение на площади 4 миллиона гектаров требует топографической съемки по крайней мере в два раза большей, т.е. на площади 80 тысяч кв. километров. Чтобы представить себе эту величину, достаточно указать, что вся территория Швейцарии всего только 41 288 кв. километров. Одни только карты новой съемки в масштабе 1:10 000 потребовали бы площади 800 кв. метров.
Далее, Днепрострой, не считая проектирования, потребовал пяти лет, и это был мировой рекорд. Гидростанция на Волге будет приблизительно с три раза больше и должна строиться на реке по водоносности большей, чем Днепр. А тут на проект и постройку декретом дано всего пять лет!
Ясно, "великого вождя" кто-то ввел в заблуждение или он сам, не слушая никого, бухнул в колокол, не посмотрев в святцы.
На другой день я пришел к Александрову.
— Читали? — спросил он меня.
— Читал, — сказал я, — но ведь все это абсурд! Александров развел руками:
— Начнем, все равно нам невозможно отказаться.
— Иван Гаврилович! При чем тут нам? Я не согласен.
— Василий Эмильевич! Вы будете моим заместителем! Я вскочил:
— Я отказываюсь категорически!
— Не посмеете! — вскричал Александров. — Не я, так ЦК партии вас назначит!
Я ушел совершенно расстроенный. "ЦК — какая глупость, — думал я. — Я ведь не коммунист"».
15. Про зарплаты видных руководителей-инженеров на "ударных" стройках
Неплохо, надо сказать. Особенно, по советским меркам.
«Далее он (партийный заместитель директора института — прим.
nkps ) принес и показал мне особое постановление Совнаркома, утверждающее персональные оклады Александрову и мне. Александрову — 3000 рублей в месяц, мне — 2000 рублей. Принимая во внимание, что самый большой тарифный оклад в то время был только 1000 рублей, это было неплохо. Он также принес мне и Александрову пропуски в закрытый кремлевский распределитель, указав при этом, что только мы двое из всех беспартийных получили это право».16. "Или шах, или ишак".
Именно по такому принципу "обласканные" распределителем руководители проектной организации решили проектировать эту великую оросительную систему. За пять лет не построить, а только закончить проектирование.
«Агроэкономический отдел подсчитал, что для принятия в эксплуатацию будущей орошенной территории потребуется доселение к существующему населению Заволжья не менее 4 миллионов человек. Своими собственными подсчетами я установил, что во время постройки потребуется значительное расширение имеющейся железнодорожной сети. Надо будет выстроить не менее 600 километров новых железных дорог. Нужны будут новые цементные заводы, так как производительность Вольского и Новороссийского заводов недостаточна. Нужны шоссейные дороги, громадный автомобильный парк и т.д. Приняв во внимание все эти несуразности, мы решили с Иваном Гавриловичем делать только максимум того, что действительно возможно, разработав соответствующий план работ.
Мы решили вести сначала сокращенные изыскания, с тем чтобы иметь возможность окончить предварительный проект к 1 октября 1933 года, а строительный проект с соответствующими изысканиями закончить к концу 1937 года. Строительство же начать только в 1938 году с окончанием через 15 лет, т.е. в 1953 году. Как же со сроком, установленным декретом "великого вождя"?.. Кизмет! Кизмет! Работать! »
17. Любопытная практика проектирования
Про метод, улучшающий производительность и эффективность труда ГИПа.
«Работа по принятому нами плану шла сравнительно успешно. Очень помогло проведенное мной мероприятие. Я отдал распоряжение: все технические записки, отчеты по изысканиям, геологические сводки не будут мной приниматься как законченные работы без сопровождения кратким резюме, написанным только на одной странице. Я отказывался принимать работы, если резюме было длиннее полутора страниц. Сначала мое требование вызвало бурные протесты. Одни писали резюме на трех, другие требовали не менее двадцати. Я упрямо стоял на своем. Я прекрасно знал, что писание такого рода резюме заставит продумать сделанное, выловить все ошибки, подчеркнуть главное. Для меня чтение ежедневно 20—25 страниц этих кратких резюме было единственной возможностью охватить весь проект в целом, увязать расхождения и противоречия. В самом деле, как иначе мог я быть в курсе работ всех проектировщиков, число которых в Москве и Ленинграде доходило уже до трех сотен? »
18. Просовещавшиеся
Наглядное изображение, как изготовлялись дела о "вредительстве". В качестве ингредиентов этого адского блюда требуются безграмотность, подлость, крикливость.
«Приехав, как всегда, из Ленинграда, я увидел в вестибюле и коридорах плакаты, возвещавшие, что в один из ближайших дней вечером состоится расширенное производственное совещание. На повестке стоял доклад помощника главного инженера тов. Бирина "Проектные решения Нижневолгопроекта". Я не придал сначала этому особого значения. Производственные совещания принадлежали к советской рутине, никого не интересовали и только напрасно утомляли служащих. Однако вскоре ко мне явились председатель месткома и секретарь партячейки и заявили, что мое присутствие на совещании обязательно, тем более что академик Александров заявил, что он на совещании быть не может. Я вздохнул и дал свое согласие. Меня удивило, что Бирин не нашел нужным предварительно сообщить о своем намерении сделать такой доклад и посоветоваться со мной. Войдя в день совещания в большой зал, я увидел, что он переполнен. Среди присутствующих я заметил ряд лиц, не принадлежавших к персоналу Нижневолгопроекта, в том числе профессора Замарина, знакомого мне по гидротехническому факультету Тимирязевской академии и всегда обращавшего на себя внимание своим низкопоклонством перед советскими властями. Что меня особенно поразило — это сообщение, что председательствовать на заседании будет сам нарком земледелия СССР Муралов. Мне стало ясно, что предстоит нечто большее, чем производственное совещание. То, что последовало, подтвердило мои заключения. Муралов открыл заседание и огласил порядок дня: доклад Бирина, мои дополнения или возражения и затем обсуждение затронутых вопросов.
Доклад Бирина, против ожидания, совершенно не касался вопросов его специальности — ирригации, а был сконцентрирован на критике разработанных нами конструкций Волжского узла сооружений, главным образом бетонной плотины. Демонстрируя наши чертежи, Бирин указывал, что принятые нами решения ничем не отличаются от типов, применяемых в заграничной практике, главным образом в Соединенных Штатах Америки. В то же время грандиозность Нижневолгопроекта требует отказа от "традиционных", по существу "реакционных" решений и принятия новых, "революционных" методов и конструкций. Тут он развернул свои чертежи. По предложению Бирина, Волжская плотина должна представлять собой не что другое, как во много раз увеличенный железобетонный консольный перепад, обычно применяемый на ирригационных каналах.
Мне было нетрудно, возражая, указать на ряд положений, делающих предложения Бирина не только нецелесообразными, но и невыполнимыми. Но по поведению присутствующей публики, по перешептываниям, по отворачиванию лиц в сторону при встрече с моим взглядом я понял, что дело тут не просто в технической дискуссии, а в заранее подготовленной кампании с целью изобличения нас, т.е. Александрова и меня, во "вредительстве".
Следующим выступил профессор Замарин. Он начал ораторствовать в том духе, что после Великой Октябрьской революции разрушены все препоны, препятствовавшие раньше развитию прогресса и техники. Новые решения проблем стоят теперь на очереди. Преступно навязывать "архаические и реакционные" решения и закрывать дорогу новым блестящим идеям. Теперь, когда наша страна, ведомая твердой рукой нашего великого и дорогого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина, стала на путь и т.д. и т.д.
После речи Замарина нарком Муралов предложил желающим высказаться. Многие переглядывались, но не решались и молчали, как вдруг вперед протолкнулся Борис Августович Мацман, инженер из волжских немцев-колонистов. Он славился своей блестящей математической эрудицией и рядом интересных работ по теоретической гидравлике. Имея два диплома — инженера-гидротехника и ученого-агронома, он работал по ирригации в Средней Азии. Я был очень рад, когда смог привлечь его в наше учреждение. Его область проектировки была далека от обсуждаемого вопроса, и он мог свободно молчать. Однако не сделал этого. Зная, что рискует головой, Борис Августович резко и беспощадно разделал предложения Бирина и Замарина. При этом он не стеснялся в квалификации, говоря о передергивании, мошенничестве и безграмотности. Все собрание замерло, когда он закончил. Никого больше не нашлось, кто бы последовал его смелому примеру.
Муралов повторил свое предложение высказываться еще раз и вдруг сказал:
— Принимая во внимание важность обсуждаемых вопросов, мы пригласили сюда авторитетную иностранную экспертизу, консультирующую теперь в Наркомате тяжелой промышленности. Это крупнейшая итальянская фирма "Амадео" из Милана. Их представитель, доктор Клаудио Марчелло, обещал к сегодняшнему дню просмотреть проект плотины и дать свое заключение. Доктор Марчелло, прошу вас.
Д-р Марчелло говорил через переводчика. Речь его была коротка, но отчетлива и определенна. Он заявил, что наш проект плотины разработан исключительно хорошо и убедительно и вполне отвечает современным достижениям в области крупного гидротехнического строительства. Предложения Бирина и Замарина нелепы, абсурдны и практически невыполнимы. Заканчивая, он обратился к Муралову:
— Вы недавно арестовали инженеров английской фирмы "Виккерс", обвинив их во вредительской консультации. Если бы мы одобрили предложение Бирина, то вы имели бы полное право арестовать нас!
Это неожиданное выступление, с его категоричностью и определенностью, огорошило всех, и больше всего заговорщиков. Я, уже готовый к худшему, был поражен. Муралову не оставалось ничего более, как закрыть заседание, заявив, что вопрос теперь совершенно ясен.
Позорный провал, который потерпел Бирин, заставил притихнуть на время темные силы "советской общественности". В их ряды было внесено смятение и разочарование в принятой тактике. Попытки "разоблачить" нас, разыграв роль спасителей отечества, не удались. Силы эти, несомненно, знали, что сроки, поставленные декретом Сталина, невыполнимы. Поэтому не все еще потеряно, надо искать другие пути. Пока им не оставалось ничего другого, как проявлением показной ревности и лояльности маскировать свою прежнюю подрывную работу».
19. Про дефицит и "толкачей"
Ещё раз помогла автору воспоминаний деловая хватка его сотрудника.
«Такая обстановка дала мне возможность сконцентрировать усилия на том, чтобы полностью закончить схематический проект к 1 октября 1933 года, как мы и намечали с Александровым. К этому времени надо было увязать и привести к одному знаменателю все стороны громадного проекта.
Напрягая силы, мотаясь между Москвой и Ленинградом, мне удалось ликвидировать все неувязки и согласовать все решения. Практически уже к августу проект был закончен.
Материалы к проекту включали свыше тысячи листов чертежей и чуть ли не сто килограммов пояснительных записок и расчетов. Все это должно было быть представлено в десяти экземплярах в уже назначенную Правительственную экспертизу. Кроме того, мы решили представить сводную пояснительную записку в виде типографски напечатанной книги, объемом в 250 страниц в числе 5 тысяч экземпляров, и альбом избранных чертежей, отпечатанных в уменьшенном масштабе с сопровождающим пояснительным текстом.
Выполнив почти невозможную задачу составления этого проекта в девять месяцев, мы чуть не провалились на не предусмотренной раньше мелочи. Мы не могли найти ни одной типографии, ни достать бумаги для печатания книги и альбома. В самом деле, наш проект ведь не был предусмотрен пятилетним планом. Как известно, при плановом социалистическом хозяйстве выполнение чего-нибудь, даже предусмотренного этим планом, натыкается, как правило, на всевозможные "узкие места" и "дефициты". Что же было нам делать с "внеплановым" заданием? Ряд моих официальных попыток во всех местах и направлениях окончился неудачей.
Я был в отчаянии.
Вдруг ко мне явился А.Т. Акопджанянц.
— Я слышал, что нет бумаги и типографии не берутся? Дайте мне десять дней отпуска или лучше командировки, и я все устрою!
Что мне оставалось делать? Я дал ему командировку почему-то в Гатчину и еще куда-то, куда он хотел. Шестигранович исчез. Через десять дней он вернулся. Мы получили бумагу, и типография нашлась! Пути планового советского хозяйства неисповедимы. Что бы было с ним, если бы не существовало таких чудотворцев, как Шестигранович! »
20. Про экологические проблемы
Сигнализировали ученые, но как мы знаем, должном образом эти предупреждения услышаны не были.
«Не меньше беспокоило строительство Камышинской плотины, которая принесет ущерб знаменитому волжскому рыбному хозяйству. Александров неоднократно и категорически предупреждал еще до организации Нижневолгопроекта, что строительство плотин на Волге не может быть осуществлено без вреда для рыбного хозяйства, что никакие рыбоходы и рыбные лифты не спасут от вымирания некоторые виды ценных рыб. Он со своей стороны обещал только разработать некоторые компенсирующие мероприятия, уменьшающие этот ущерб. Таковым могло бы быть разведение других сортов рыб, образ жизни которых отвечает озерному режиму выше плотин. Вопрос этот и был проработан нашими ихтиологами совместно с участием Научно-исследовательского института рыбного хозяйства Академии наук».
Продолжение следует.